Наконец, собрав последние силы, Торак оттолкнулся ногами и выскочил из воды достаточно высоко, чтобы эти незнакомые руки смогли удержать его и вытащить на берег.

Мать-Море тяжко вздохнула и выпустила свою жертву.

Торак лежал на камнях, хватая ртом воздух, точно выброшенная из воды рыба. Щекой он чувствовал колючие ракушки. На зубах хрустели кусочки водорослей. Но никогда в жизни он не чувствовал лучшего вкуса!

— Что это ты делал под водой? — шепотом спросил у него кто-то; голос показался Тораку странно знакомым.

Он перевернулся, встал на колени и не сказал, а скорее выплюнул ответ, прозвучавший так, словно во рту у него плескалось полморя:

— Т-тонул…

— Это-то я видела! — Голос зазвенел, в нем странным образом сочетались гнев, сочувствие и страх за него, Торака. — Но зачем ты под воду нырнул? И почему сразу не вылез на скалы, когда стал тонуть?

Торак поднял голову:

— Ренн? Неужели это ты?

— Ш-ш-ш! Еще придет кто-нибудь! Ты стоять-то можешь? Тогда пошли! Идем же!

Тщетно стараясь понять, что происходит, Торак с трудом поднялся на ноги и пошатнулся. Он наверняка снова свалился бы в воду, но Ренн успела схватить его за руку и оттащить подальше от опасного края, к группе березок под нависавшей скалой.

— Сейчас мы пройдем через эту рощицу, — шептала она, — и там есть бухточка, где нас никто не найдет!

Она не выпускала его руки, увлекая его за собой меж огромными валунами и корявыми березками, и наконец они оказались на маленьком пляжике с белым песком, скрывавшемся в тени низко нависающего плеча горы.

Ноги у Торака подкосились, и он упал на песок, не в силах сделать больше ни шагу.

— Как… ты нашла меня? — задыхаясь, спросил он.

— Это не я, — ответила Ренн, — это…

За валуном мелькнула какая-то тень, кто-то опрокинул Торака навзничь, покрывая его лицо горячими «поцелуями» шершавого языка.

— Это Волк тебя нашел! — договорила наконец Ренн.

Глава двадцать третья

Было что-то свирепое, почти отчаянное в том, как они приветствовали друг друга. Волк, поскуливая и махая хвостом, покрывал поцелуями лицо Торака; Торак расслабленно, но точно и сам был волком, лизал Волка в морду, зарывался лицом в его шерсть, что-то судорожно и тихо шепча на волчьем языке, которого Ренн не понимала.

Она опять чувствовала себя лишней. И еще не совсем отошла от только что пережитого ужаса. Перед глазами у нее стояло безжизненное тело Торака глубоко под водой: он висел лицом вниз, и вода колыхала его темные волосы… Она тогда подумала, что Торак утонул, что он мертв.

Руки Ренн все еще дрожали, когда она вытаскивала спрятанные за валуном лук и колчан со стрелами. Потом она встала, решительно закинула за плечи мешок, полный съедобных ракушек, и спросила чуть более резко, чем хотела бы:

— Ну что, идти-то сможешь?

Торак, по-прежнему стоя на коленях и обнимая Волка за шею, оглянулся на нее с таким выражением, словно не знал, кто она такая. Да и сам он — со страшно исцарапанным, распухшим лицом и длинными мокрыми волосами — не очень-то походил на прежнего Торака, который прежде был ее другом.

— Я… я просто поверить не могу… — Из-за невыплаканных слез голос его звучал хрипло и глухо.

— Торак, нам нужно поскорее убираться отсюда! Мы слишком близко от их стоянки. Сюда кто-нибудь может случайно прийти!

Но было ясно, что он по-прежнему ее не понимает.

— Пошли же! — сказала она и потянула его за руку, заставив встать.

Крутой склон, покрытый густым мхом и зарослями вероники, делал подъем еще более трудным. Но, к большой радости Ренн, Торак понемногу пришел в себя и вполне справлялся. Волк так и плясал вокруг них, махая хвостом и то и дело подскакивая к Тораку, чтобы лизнуть его в лицо.

Немного не дойдя до вершины, они остановились, чтобы перевести дух.

— И все-таки… как же вы меня нашли? — согнувшись и упершись руками в колени, чтобы немного сбросить чудовищную усталость, спросил Торак.

— Я собирала на берегу ракушки, — сказала Ренн. — И вдруг Волк зарычал — знаешь, по-особому, — и куда-то побежал… — Она помолчала. — Торак, что с тобой случилось в воде? Почему ты не мог взобраться на камни?

— Я… угодил в сеть для ловли тюленей.

— В се-еть?

— Я пытался выбраться, но не мог. Только Волк сумел разорвать ее. И спас мне жизнь.

Ренн примолкла. Она думала о том, какова же сила любви, что заставила Волка не колеблясь прыгнуть навстречу стихии, которой он боялся больше всего на свете.

— Он ненавидит Море, — сказала она. — Я с огромным трудом уговорила его сесть в лодку.

— Как же тебе это удалось?

Из-под кожаной безрукавки Ренн вытащила шнурок, на котором болтался свисток из птичьей косточки.

Торак взял свисток в руки.

— Значит, если бы я много месяцев назад не дал тебе этот свисток, ты бы ни за что не смогла призвать к себе Волка, заставить его залезть в лодку и привезти сюда? И тогда бы я точно утонул… — Он почесал Волку бочок, а Волк потерся о его руку, смешно сморщив губы в улыбке.

И Ренн снова почувствовала себя лишней. Однако заставила себя встряхнуться и вспомнить, что она ведь ничего не знает о том, что случилось с Тораком с тех пор, как он покинул племя Ворона. И ей ведь тоже нужно многое рассказать ему: о болезни, о токороте…

— Пошли, — сказала она решительно. — Наша стоянка уже недалеко.

Они поднялись на вершину, вспугнув парочку воронов, которые с возмущенным карканьем полетели прочь. Когда Торак увидел, ЧТО лежит внизу, он даже вскрикнул:

— Но ведь это же ЛЕС!

Перед ними была узкая лощина, со всех сторон зажатая отвесными склонами гор и точно топором прорубленная в горном массиве. На дне лощины виднелось длинное узкое озеро, берега которого и склоны над ними сплошь поросли ивняком, рябиной и ясенем.

— Деревья тут невысокие, — сказала Ренн, — но это все-таки деревья. Племя Тюленя, похоже, не любит эти места, так что спрятаться нам оказалось нетрудно. Хотя вчера я видела у озера чьи-то следы. По-моему, мужские.

— Я так соскучился по Лесу! — воскликнул Торак, не отрывая глаз от деревьев.

— Я тоже, — сказала Ренн. — И по копченой лососине, и по жареной оленине… И по обыкновенным ночам — здесь ночи какие-то чересчур светлые. В лесу это совсем незаметно, а здесь… Я просто спать не могу!

— И я тоже, — прошептал Торак.

— Вон моя стоянка, — сказала Ренн, ведя его вниз по укромной горловине ручья, сплошь заросшей папоротниками, таволгой и пустотелыми желтыми метелками подмаренника.

Рядом с каменистым руслом ручья, на правом его берегу, Ренн вырыла себе нечто вроде лисьей норы, у входа в которую, если приглядеться, виднелось кострище. Над норой, точно защищая ее, раскинула свои тонкие ветви рябина.

— Ты пока обсохни у костра, — сказала она Тораку, — а я ракушки приготовлю. Это быстро.

Повесив на ветку колчан и лук, Ренн опустилась на колени у кострища. Остывшие угли почти не давали дыма, потому что она присыпала их золой, а сверху прикрыла корой.

Прежде чем разжечь костер, она над одним краем кострища пристроила плоскую пластину слюды, которая теперь уже хорошо нагрелась. Ренн поплевала на нее, проверяя, достаточно ли она горяча, и плита зашипела. Удовлетворенно хмыкнув, Ренн быстро промыла ракушки в ручье и разложила их на горячей плите.

— А что ты тут ела? — спросил Торак. Он, нахохлившись, сидел у огня. Волк лежал рядом, тесно к нему прижавшись.

— В основном птичьи яйца, — сказала Ренн. — И немножко охотилась, но только на мелкую дичь. Тут, похоже, нет ни лосей, ни оленей. В озере, по-моему, должна быть рыба, но у него слишком открытые берега. Именно поэтому я и пошла на берег Моря. — Она помолчала. — Да со мной все в порядке, я только насчет Волка все беспокоилась. Вороны привели его к какой-то падали, но он явно не наелся. А к морским птицам он теперь и близко не подходит, потому что в него птенец глупыша своим пометом выстрелил. — Ренн слегка усмехнулась. — Ой, он был такой несчастный! Мне пришлось отыскать мыльнянку и как следует его вымыть. Это ему, правда, тоже страшно не понравилось. — Она вдруг умолкла, почувствовав, что слишком разболталась.