Торак нахмурился. Волк уже делал это и прежде. Но когда? И кого он приветствовал сейчас?

Взгляд Торака вновь обратился к мертвецу. Он представил себе его последние мгновения: свернувшись в клубок в ледяной пещерке, он смотрит на крошечный огонек, который, как и его собственная жизнь, вот-вот затрепещет и угаснет…

И вдруг Торака озарило: вот он, «таящийся во тьме снегов огонь»! То, что холодней всего на свете! Тот свет, который человек видит во тьме перед тем, как умрет.

Он нашел третью часть Нануака.

Сжимая в одной руке свечу, Торак развязал мешочек из кожи ворона и вытряхнул на снег рябиновый коробок.

Волк предупреждающе фыркнул.

Торак осторожно развязал прядки волос и приподнял крышку коробка: изнутри на него слепо глянули глаза реки, уютно устроившиеся в изгибе каменного зуба. В коробке как раз хватило места для маленького светильника. «Словно, – подумал с дрожью в сердце Торак, – Ренн заранее знала, какой величины должен быть этот коробок!»

Пальцы совершенно онемели от холода. Торак натянул одну рукавицу и наклонился над мертвецом. Осторожно, стараясь ни в коем случае его не касаться, вынул светильник из сжимавшей его руки и аккуратно поместил в коробок. И только тогда понял, что все это время даже не дышал.

Теперь пора было отправляться на поиски Ренн. Торак быстро привязал мешочек к поясу. Но, когда он уже повернулся к выходу, собираясь отодвинуть закрывавшую его ледяную глыбу, что-то остановило его.

Теперь он раздобыл все три части Нануака; и здесь, в этой снежной пещере, он был в безопасности.

«Если попадешь в снежную бурю, – говорила ему Ренн, – нужно вырыть в снегу нору и подождать, когда буря утихнет». Если он сейчас не прислушается к этому совету, если осмелится пойти против разгневанной ледяной реки и станет искать Ренн, то, вполне возможно, погибнет. А тогда и Нануак окажется похороненным под снегом с ним вместе. И Лес будет обречен.

Но если он останется здесь, может погибнуть Ренн.

Торак колебался; он сидел у выхода из пещеры, откинувшись на пятки; его била дрожь. Волк внимательно следил за ним, и его янтарные глаза смотрели строго, не по-щенячьи.

Свеча качнулась у Торака в руке и чуть не погасла. Нет, не может он бросить Ренн! Она была ему верным другом. Но может ли он… может ли он рисковать спасением Леса ради ее спасения?

Как никогда прежде, ему хотелось, чтобы рядом оказался отец. Отец наверняка знал бы, как поступить…

«Но отца здесь нет, – сказал он себе. – Решать нужно тебе. Тебе, Торак. Самому».

И Волк склонил голову набок, ожидая, что Торак будет делать дальше.

Глава 26

– Торак! – кричала Ренн. – Торак! Волк! Где вы? Она была одна среди воющей пурги. Может, они в трех шагах от нее, но не слышат ее, а она не в состоянии их разглядеть. А может, они оба упали в ледяную пропасть, а она даже крика их не услышала…

Ветер подхватил Ренн своим мощным крылом, и она чуть не задохнулась от мелкого снега, набившегося в нос и в рот. Пока она боролась с пургой, одна из рукавиц соскользнула у нее с руки, и ледяная река тут же унесла ее прочь.

– Нет! – рассердилась Ренн и несколько раз стукнула по льду кулаком. – Нет, нет, нет!

Потом попыталась ползти – на четвереньках, упорно сопротивляясь ветру. «Только не теряй спокойствия, – говорила она себе. – Найди такое место, где снежный покров достаточно плотный, и вырой пещерку».

После бесконечной борьбы с порывами ветра ей все-таки удалось отыскать подходящий сугроб. Ветер настолько прибил снег на его поверхности, что он стал почти твердым, но все же не таким твердым, как лед. Сорвав с пояса топор, Ренн принялась вырубать норку.

«Торак, возможно, делает то же самое, – уговаривала она себя. – Клянусь Великим Духом и очень на это надеюсь!» С поразительной быстротой она вырубила в снегу пещерку, вполне достаточную, чтобы поместиться в ней вместе с заплечной корзиной, хотя для этого, конечно, ей пришлось порядком скрючиться. Работа согрела ее, но без рукавицы рука замерзла настолько, что она ее уже почти не чувствовала.

Ренн, пятясь, заползла в пещеру и самыми крупными комьями снега постаралась завалить вход. Ее тут же окружила холодная тьма. От ее дыхания ледяная корка, сплошь покрывавшая одежду, растаяла, и Ренн стала бить дрожь. Когда глаза немного привыкли к темноте, она увидела, что пальцы на той руке, что была без рукавицы, белеют в темноте и совершенно не гнутся. Согнуть их в кулак ей так и не удалось.

Она хорошо знала, что такое обморожение: прошлой зимой в племени Кабана сын вождя, Аки, потерял три пальца на ноге. Если она немедленно не отогреет руку, пальцы на ней вскоре станут черными и отомрут. И тогда придется их отрубить, иначе она умрет.

В отчаянии Ренн дышала на пальцы, потом догадалась и сунула руку за пазуху, под мышку. Рука казалась какой-то необычайно тяжелой, словно неродной.

И снова ее душу охватил страх: неужели и она умрет в одиночестве на этой проклятой ледяной реке, как отец? Неужели она никогда больше не увидит Фин-Кединна? И Торака с Волком? Ведь даже если они остались в живых, как ей теперь отыскать их?

Ренн зубами стащила со второй руки рукавицу и стала шарить на шее в поисках свистка из птичьей косточки, который дал ей Торак. Потом изо всех сил подула в свисток, но не услышала ни звука. Может, она что-то делает неправильно? Может ли Волк слышать неслышимые звуки? А вдруг этот свисток действует только в руках Торака? Вдруг, чтобы тебя услышал Волк, нужно обязательно быть Слушающим?

Ренн дула в свисток до тошноты, до головокружения. «Нет, они не слышат, они не придут, – думала она. – Они давно уже выкопали пещеру и спрятались. Если, конечно, они еще живы…»

На вкус свисток был чуть солоноватым. Интересно, это вкус глухариной косточки или ее слез? «Нет никакого смысла проливать слезы», – заявила она себе. И, крепко зажмурившись, снова стала дуть в свисток.

Она очнулась, чувствуя, что ее окутывает восхитительное тепло. Снег стал теплым и мягким, как олений мех. И она зарылась в него, потому что ей ужасно хотелось спать, трудно было веки разомкнуть… Ей так хотелось спать, что даже в спальный мешок заползти не было сил…

Чьи-то голоса заставили ее проснуться. Фин-Кединн и Саеунн зачем-то пришли ее навестить.

«Лучше б дали поспать», – рассердилась она, но открыть глаза было лень.

Она услышала голос брата; Хорд, как всегда, презрительно фыркал:

«Почему она сделала такое маленькое убежище? Почему она никогда ничего не может сделать как следует?»

«Ты несправедлив, Хорд, – сказал Фин-Кединн. – Она сделала все, что было в ее силах».

«И все-таки, – послышался голос Саеунн, – вход она могла бы сделать получше».

«Я слишком устала», – пробормотала Ренн.

И тут вдруг дверь рывком распахнулась, и на нее так и посыпались ледяные осколки.

– Закройте дверь! – сердито крикнула она.

Одна из собак прыгнула прямо на нее, осыпая ее снегом и подталкивая своим холодным носом под подбородок.

– Уходи! – крикнула Ренн. – Уходи! Плохая собака!

– Проснись, Ренн! – закричал Торак ей в самое ухо.

– Отстань! Я же сплю! – шептала Ренн, зарываясь лицом в снег.

– Нет, ты не спишь! – еще громче заорал Торак.

Он

и сам мечтал вот так лечь и заснуть, но сперва ему пришлось расширить пещеру, чтобы хватило места для него и для Волка. Затем он снова принялся будить Ренн. Если теперь она вновь уснет, то может и не проснуться. – Да проснись же, Ренн! Проснись! – Он схватил ее за плечи и встряхнул. – Ну, давай, просыпайся!

– Оставь меня в покое, – пробормотала она. – Со мной все в порядке.

Ничего себе в порядке! Лицо у Ренн распухло и воспалилось, все иссеченное снегом и льдом, глаза превратились в щелки. Пальцы правой руки затвердели и казались покрытыми воском, как у того мертвого из племени Благородного Оленя.

Расширяя пещеру, Торак все думал, сколько бы еще времени смогла продержаться Ренн, если бы они ее не нашли, и сколько времени еще сумели бы продержаться на этом ветру они с Волком, если б не обнаружили ее пещерку? Сил у Торака оставалось совсем мало, их вряд ли хватило бы, чтобы вырубить новую пещеру.