— Ничего, тут растут маленькие ивы — помнишь, он о них тоже рассказывал, — они, правда, вырастают лишь по колено, но все-таки костерок разжечь можно…

— И ты уверен, что сумеешь

разглядеть

хоть одну такую иву? Они же все снегом засыпаны!

Лицо Ренн было очень бледным, и Торак понимал, что за ее возражениями таится куда более сильный, внутренний страх. Лесные племена шепотом рассказывали немало пугающих историй о Дальнем Севере. О невероятно густых туманах, которые способны подхватить человека и, сколько бы он ни бился и ни кричал, унести прямо на небеса. Об огромных белых медведях, которые гораздо крупнее и свирепее бурых, лесных. О снегопадах, которые здесь столь обильны, что им ничего не стоит похоронить тебя заживо. И Ренн хорошо знала, что такое эти снегопады. Когда ей было всего семь лет, ее отец осмелился пойти по ледяной реке на восток от озера Топора. И живым назад не вернулся.

— Одним нам с этим не справиться, — обреченно сказала Ренн.

Торак потер ладонью лицо.

— Согласен. И сегодня, по крайней мере, мы даже пробовать не будем. А сейчас надо как-то устроиться на ночлег.

И Ренн с явным облегчением воскликнула:

— Вон там подходящий холмик! Там можно выкопать в снегу пещеру.

Торак кивнул:

— А потом я попытаюсь все же отыскать след.

— Как? — с тревогой спросила Ренн.

Он немного помолчал, словно колеблясь, потом пояснил:

— Я хочу воспользоваться своей блуждающей душой.

Ренн даже рот от неожиданности приоткрыла.

— Нет, Торак, нет!

— Послушай меня. С тех пор как мы с тобой видели того ворона, он у меня из головы не выходит. Я думаю, что смогу отправить свою душу странствовать в обличье птицы. Я совершенно уверен, что смогу! И тогда я поднимусь высоко в небо и оттуда все хорошенько рассмотрю. Надеюсь, что отыщу этот проклятый след!

Ренн упрямо скрестила руки на груди.

— Летать умеют только птицы. Ты не умеешь.

— А мне это и не нужно, — сказал Торак. — Когда мои души окажутся внутри птичьего тела — например, ворона, — я буду видеть то, что видит этот ворон, и чувствовать то, что чувствует он. Но я по-прежнему останусь самим собой.

Ренн задумчиво покружила возле него, потом остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Саеунн говорит, что ты еще не готов. Она — великая колдунья. Она знает.

— Я же делал это прошлым летом…

— Случайно! И вспомни, как тебе тогда досталось! К тому же ты не смог управлять чужим телом! Торак, твои души ведь могут застрять внутри иного существа, ты так и не сумеешь выбраться наружу! Что тогда станется с твоим телом? Оно что, так и будет лежать на снегу, и лишь одна-единственная внешняя душа станет поддерживать в нем жизнь? — Голос Ренн звучал пронзительно, на щеках у нее от волнения выступили два ярких красных пятна. — Ты же просто умрешь, вот чем это кончится! И я буду вынуждена сидеть здесь, среди снегов, и смотреть, как ты умираешь!

Торак ничего не мог возразить ей. Все, что она говорила, было сущей правдой. Но все же попросил:

— Ты мне только помоги найти какого-нибудь ворона. А потом еще поможешь мне выпустить мои души на волю. Ну что ты молчишь? Ты мне поможешь или нет?

Глава шестая

— Во-первых, — сказал Торак, — нам надо подманить ворона.

Но тщетно он ждал, что Ренн тоже выскажет свое мнение. Она молча продолжала копать пещерку в снегу, ясно давая понять, что эта его идея ей совершенно не нравится.

— Я на опушке Леса гнездо приметил, — снова заговорил Торак.

Но Ренн по-прежнему молчала; ее топорик без устали врубался в плотный снег, комья так и летели.

— Отсюда до этого гнезда примерно день пути, — прибавил Торак, — но вороны, возможно, летают сюда кормиться. Я и наживку с собой прихватил.

Топор Ренн на мгновение застыл в воздухе.

— Какую еще наживку?

Торак с гордостью извлек из своего ранца белку.

— Я ее вчера подстрелил. Когда бурдюки водой наполнял.

— Значит, ты уже давно это задумал? — обвиняющим тоном сказала Ренн.

Торак посмотрел на белку.

— Н-ну… Я просто подумал, что она мне может пригодиться.

Ренн снова — с удвоенной силой — принялась рубить плотный снег.

Торак положил белку в двадцати шагах от того места, где должно было появиться их снеговое убежище — чтобы его телесной и племенной душам не пришлось далеко идти, когда они должны будут покинуть его и проникнуть в тело ворона. Во всяком случае, он на это надеялся. Он, разумеется, понятия не имел, что из этого получится. Он вообще почти ничего не знал о возможностях блуждающей души. Да и вряд ли кто-то знал об этом больше него.

Он вытащил охотничий нож, выпотрошил белку и чуть отступил, любуясь столь «аппетитной» приманкой.

— У тебя так ничего не получится! — крикнула Ренн.

— Ну и ладно, я хотя бы попытаюсь, — сказал он.

Она вытерла лоб тыльной стороной рукавицы.

— Ты не понял. Я хотела сказать, что ты все сделал неправильно. Вороны — слишком умные птицы, их так просто не проведешь; они сразу догадаются, что это ловушка.

— Ага, — кивнул Торак, — пожалуй, ты права.

— Надо сделать так, чтобы они подумали, будто эту белку волк растерзал. Или еще какой-нибудь хищник. Тогда еще, может, что-то и выйдет.

Торак кивнул и принялся за работу.

И Ренн, словно позабыв о том, что его план ей совершенно не по душе, тут же стала ему помогать. С помощью ее скребка из лопаточной кости они изрубили беличьи внутренности в мелкие кусочки, перемешали их со снегом и старательно разбросали вокруг эти кровавые ошметки. Затем Торак отрезал белке заднюю лапу и отшвырнул ее в сторону — «чтобы казалось, что волк просто отбежал в сторонку, намереваясь спокойно угоститься».

Ренн осмотрела «волчью добычу» и с довольным видом кивнула:

— Так уже лучше.

Тени стали синими, а ветер улетел домой, на север, оставив после себя лишь легкий низовой бриз, наметавший снежок на изуродованный беличий трупик.

— Вороны будут пролетать здесь, когда отправятся домой, в свои гнезда, — сказал Торак. — Но это будет не раньше рассвета.

Ренн поежилась и сказала:

— Скорее всего, они тут вообще не пролетят. Зато, если верить Фин-Кединну, тут полно песцов, и нам придется всю ночь бодрствовать, чтобы отгонять их от беличьей тушки.

— И костра мы разжечь не можем, иначе вороны его сразу почуют, — подхватил Торак.

Ренн озабоченно закусила губу.

— А ты знаешь, что тебе и есть ничего нельзя? Чтобы войти в транс, нужно непременно поститься.

Об этом Торак совсем позабыл.

— А тебе-то есть можно?

— Я поем, но постараюсь, чтобы ты этого не увидел. А потом приготовлю особую мазь, чтобы высвободить твои души.

— Неужели у тебя есть все, что для этого нужно?

Ренн похлопала рукой по своему заветному мешочку с целебными травами.

— Да. Я кое-что собрала в Лесу.

Губы Торака изогнулись в усмешке.

— Значит, ты тоже

об этом

думала?

Но Ренн на его улыбку не ответила.

— Нет, но мне показалось, что запас целебных трав мне не помешает.

Небо быстро темнело, в вышине уже поблескивали звезды.

— А до рассвета еще ах как далеко! — прошептал Торак.

Ночь им явно предстояла холодная и очень долгая.

Торак скорчился в своем спальном мешке, пытаясь унять дрожь. Он всю ночь трясся от холода, и это ему уже порядком надоело. Выглянув наружу сквозь сделанную в снежной пещерке щель, он увидел в небе яркий месяц и понял, что рассвет уже близко. Небо было ясное — но ни один ворон пока так и не пролетел.

В одну из рукавиц Торак спрятал кусок бересты с приготовленной Ренн мазью. Эта мазь, по ее словам, способствовала высвобождению душ и представляла собой смесь оленьего жира и трав. Мазь следовало размазать по лицу и рукам после того, как Ренн подаст ему соответствующий сигнал. В другой рукавице у Торака был спрятан маленький мешочек из сыромятной кожи, перетянутый сухожилием. В нем было то, что Ренн называла «дымным зельем». Но на все просьбы Торака разъяснить, что это такое, она отвечала, что лучше ему этого не знать. И он не стал настаивать, понимая, что в колдовстве Ренн понимает гораздо больше его. У нее был настоящий дар, который, кстати, давно заметила Саеунн, только сама Ренн этот дар по неизвестным причинам, в которые никогда не вдавалась, упорно пыталась отрицать. А когда ей все-таки приходилось прибегать пользоваться своими колдовскими умениями, у нее всегда портилось настроение.