«Да нет, с ним действительно все в порядке», — решил Торак.

И тут заметил, что Ослак опять принялся расчесывать руку. Потом вдруг яростно вцепился в ту здоровенную болячку за ухом.

Лосось извивался у его ног на мостках, потом соскользнул в воду, но Ослак, не обратив на него ни малейшего внимания, свирепо оскалился, содрал болячку и… сунул ее в рот.

Торака передернуло от отвращения, он чуть в воду не свалился.

Солнце зашло за тучу. Вода почернела. Издыхающий лосось, пойманный Ослаком, проплыл мимо камня, глядя на Торака равнодушными мертвыми глазами.

Торак обернулся к берегу. На мелководье никого не было.

Дари исчез.

Со стороны мостков снова раздался крик Ослака.

Торак быстро повернулся туда и оцепенел от ужаса.

Дари, пошатываясь, шел по мосткам к дяде, а Ослак манил его к себе, даже не думая немедленно вернуть малыша на берег.

— Иди ко мне, Дари! — громко звал он племянника, и Торак увидел, что лицо его искажено какой-то свирепой алчностью. — Иди скорей сюда! Я не позволю им забрать наши души!

Глава третья

На берегу никто не замечал того, что творится на мостках.

«Нет, — решил Торак, — я должен немедленно что-то предпринять!»

Держа в руках острогу, он повернулся к берегу и тут заметил, что из Леса с разных сторон почти одновременно появились двое.

С востока к стоянке направлялась Ренн, в одной руке держа свой любимый лук, а в другой — связку лесных голубей.

А с запада, слегка прихрамывая и опираясь на посох, шел Фин-Кединн; на плече он нес вязанку кизиловых веток.

Оба в один миг поняли, что происходит, и каждый медленно опустил на землю свою ношу.

Чтобы Ослак их не заметил, Торак поспешил отвлечь великана.

— Что случилось, Ослак? — крикнул он. — Может, я чем могу помочь?

— Никто мне помочь не сможет! — проревел Ослак. — Мои души из меня вытекают!

А они их едят!

Теперь уже многие перестали работать и смотрели на Ослака. Мать Дари с криком бросилась к мосткам, но Тулл удержал ее. Жена Ослака, Ведна, стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев, прижала их ко рту. На Сторожевой Скале неподвижно застыла Саеунн.

Ренн тем временем уже добралась до мостков, и все же Фин-Кединн, несмотря на свою хромоту, опередил ее. И молча протянул ей свой посох.

— Кто ест твои души? — продолжал громко вопрошать Торак.

— Да рыбы же! — Желтая слизь показалась на губах Ослака. — Своими зубами! Своими острыми зубищами! — И ткнул пальцем в кишащую лососем воду, где, как ему казалось, страшные твари с зубами грызли и сокрушали его телесную душу.

Тораку стало страшно. Ведь и правда, такое случается порой с телесной душой человека, если он слишком низко наклонится над водой, но обычно река не причиняет людям вреда. Вот если человек болен, тогда река действительно может вызвать у него головокружение, и он свалится в воду.

— Скоро мои души меня покинут, — простонал Ослак, — и я стану жалким призраком! Иди сюда, Дари! Река хочет забрать нас!

Ребенок колебался, но, постояв немного, снова потихоньку пошел к дяде, прижимая к груди сделанного из сосновой шишки игрушечного зубра.

Только в эту минуту Торак осмелился наконец посмотреть на Фин-Кединна.

Лицо вождя застыло, словно высеченное из песчаника. Он перехватил взгляд Торака и, прижав указательный палец к губам, глазами сказал ему: «Ты находишься между ними и порогами. Постарайся перехватить их».

Торак кивнул. Ему было холодно. Он обхватил себя руками. Ноги от стояния на мокром валуне совершенно застыли, руки начинали дрожать.

Наконец Дари добрался до Ослака, и тот, отбросив в сторону острогу, подхватил малыша на руки. Мостки качнулись и угрожающе просели под ним.

— Эй, Ослак, — негромко окликнул его Фин-Кединн, но голос его странным образом оказался хорошо слышен всем, несмотря на шум порогов. — Вернись-ка на берег.

— Отвяжись! — рявкнул Ослак.

И Торак, к своему ужасу, увидел, что Ослак уже готов дернуть за сплетенную из лыка веревку, один конец которой был привязан к столбикам, поддерживающим мостки; один сильный рывок — и мостки рухнут, а вместе с ними Ослак и Дари.

И Торак не выдержал:

— Ослак, послушай меня, это я, Торак! Не надо…

Ослак злобно огрызнулся:

— А кто ты такой, чтобы указывать мне, что надо, а что не надо? Ты вообще не из нашего племени! Кукушонок! Ешь нашу пищу, живешь в наших домах! Я-то слышал, как ты тайком в Лес ходил и выл там, звал своего Волка! Все мы это слышали! Что, никак смириться не хочешь с тем, что он никогда к тебе не вернется?

Ренн даже сморщилась от сострадания, но Торак и глазом не моргнул. Он видел то, чего пока не замечал Ослак: Фин-Кединн, чуть прихрамывая, осторожно подбирался к разбушевавшемуся великану.

Вдруг Ослак пошатнулся, угрожающе качнулись мостки…

Дари от испуга раскрыл рот и во все горло заревел.

Фин-Кединн так и застыл на месте.

— Эй, Ослак! — снова негромко окликнул он.

Ослак резко обернулся и злобно оскалился:

— Лучше держись от меня подальше!

Фин-Кединн поднял руки, словно говоря, что и не собирался к нему приближаться. Заметив, что все племя в ужасе взирает на них, вождь преспокойно уселся на мостки, скрестив ноги. Он был шагах в шести от берега и отлично понимал: если Ослак дернет за веревку, мостки непременно обрушатся, но тем не менее вид у него был настолько безмятежный, точно он сидит вечерком у костра.

— Ослак, — помолчав, спокойно сказал Фин-Кединн, — ты же прекрасно знаешь, что племя выбрало меня вождем во имя своего спокойствия и безопасности.

Ослак облизнул губы, но ничего не ответил.

— И поскольку ты тоже член нашего племени, — продолжал Фин-Кединн, — я непременно постараюсь и тебе обеспечить полную безопасность. Ты только опусти Дари на мостки и позволь ему подойти ко мне. А я отнесу его к матери, хорошо?

Лицо Ослака слегка расслабилось и как-то обвисло.

— Отпусти мальчика, — повторил Фин-Кединн. — Ему давно ужинать пора…

Сила, заключенная в его тихом голосе, явно начинала действовать. Ослак медленно разжал ручонки Дари, которыми тот обвил его шею, и опустил малыша на мостки.

Некоторое время Дари смотрел на него, словно прося разрешения, потом повернулся и пополз к Фин-Кединну.

Фин-Кединн приподнялся, опершись на одно колено, и протянул к ребенку руки.

И тут Дари случайно выронил прямо в воду своего игрушечного зубра из сосновой шишки и, с горестным воплем потянувшись за ним, чуть сам не свалился в реку. Но Фин-Кединн успел вскочить, схватить его за безрукавку и прижать к себе.

По собравшейся на берегу толпе пролетел вздох облегчения.

У Торака от пережитого ужаса подкашивались ноги. Он видел, что вождь племени Ворона, осторожно ступая, несет Дари к берегу. Вот он уже совсем близко, вот Тулл берет у него Дари и крепко прижимает сына к груди…

А Ослак так и остался стоять на мостках, похожий на косматого озадаченного зубра. Веревка давно выскользнула у него из рук; он не сводил глаз с бурлящей воды. Фин-Кединн, не говоря ни слова, вернулся к нему, взял за плечи и что-то неслышно прошептал ему на ухо.

После его слов тело Ослака разом обмякло, и он послушно пошел с Фин-Кединном на берег. Там на него набросились разом несколько мужчин и повалили на землю. Ослак, казалось, был весьма этим озадачен и, похоже, вообще не понимал, как он сюда попал.

Торак, перепрыгивая с одного плоского камня на другой, тоже добрался до берега и бросил острогу на песок, чувствуя, что его бьет страшный озноб.

— Что с тобой? Тебе плохо? — встревоженно спросила Ренн. На ее темно-рыжих волосах блестели водяные брызги, а лицо было настолько бледным, что на скулах отчетливо проступила племенная татуировка — три темные полоски.

Торак покачал головой, понимая, впрочем, что Ренн ему не обмануть.

А чуть поодаль от них Фин-Кединн спрашивал у Саеунн, уже успевшей спуститься со Сторожевой Скалы: