Торак некоторое время смотрел ей вслед. Потом опустился на колени у самой кромки воды и стал всматриваться в этот странный, колышащийся мир. Он видел золотисто-коричневые листья, похожие на листья папоротника, и тонкие, точно нити, зеленые водоросли. Когда он опустил в воду руку и коснулся этих растений, то золотистые листья оказались слизистыми и скользкими, как мокрая оленья шкура, а зеленые водоросли липли к пальцам, точно мокрые волосы. Какое-то существо с бородавчатой оранжевой раковиной на спине, почуяв упавшую на него тень, скользнуло за камень.

От солоноватого душного запаха водорослей у Торака разболелась голова; морская вода сияла так, что слепило глаза. Торака охватило непреодолимое желание убежать обратно в Лес, спрятаться там и никогда больше оттуда не выходить.

И тут он вспомнил о лесных племенах, пораженных страшным недугом. Если он не найдет спасительного средства…

Торак заставил себя остаться на морском берегу. Взяв себя в руки, он отправился на поиски пищи.

Он не знал, что здесь, на берегу, годится в пищу, а что нет, но еще на опушке Леса нашел целую полянку сочной мари и как следует ею запасся. Сложив из плавника костер, Торак разогрел в огне несколько крупных камней, наполнил бурдюк для приготовления пищи морской водой примерно до половины, подвесил его у костра на подходящую корягу и раздвоенной палкой кинул в воду раскаленные камни. Затем туда же последовала марь и остатки зайчатины — зайца Торак поймал в силок прошлой ночью. Вскоре довольно вкусная, хотя и слишком соленая похлебка была готова.

Торак устал, но напряжение этого дня давало себя знать: спать ему не хотелось. Сняв с себя одежду, он старательно вымылся. После морской воды кожа казалась хоть и чистой, но какой-то немного липкой. Торак натянул штаны, а башмаки и куртку разложил на камнях, чтобы просушить и проветрить.

На дне ранца он наткнулся на кабаньи клыки.

Возможно, та женщина — вождь одного из лесных племен — была права. Возможно, действительно следовало бы сделать из этих клыков амулет и повесить на шею в память о друге, которого ему, Тораку, пришлось убить…

Он тщательно вымыл клыки в ямке на поверхности большого камня, где собралось немного дождевой воды, и палочкой содрал с их внутренней стороны присохшую плоть. Чистые клыки он разложил на камне, чтоб просохли.

Затем Торак натянул поперек небольшого заливчика леску с крючками из шипов ежевики; ему показалось, что там должна быть рыба — она вполне могла кормиться в более теплой воде среди водорослей. В качестве наживки он использовал кусочки мяса, которые соскоблил с кабаньих клыков. Однако чтобы крючки ушли под воду, требовались камни-грузила.

На берегу валялось сколько угодно голышей, но в ранце у Торака больше не осталось ни одной полоски сыромятной кожи, чтобы привязать камни к леске. Желания нарезать для этой цели стебли слизистых коричневатых водорослей у него что-то не возникло. В воде наверняка живет какой-нибудь Тайный Народ, вдруг эти водоросли принадлежат ему?

Пары расщепленных сосновых корней, решил Торак, будет вполне достаточно. А это означало, что нужно вернуться в Лес.

Среди деревьев он сразу почувствовал себя в безопасности и стал судорожно выдумывать причину, чтобы подольше здесь задержаться. Может, нарезать побольше сосновых корневищ? Всегда ведь полезно иметь что-то про запас. А для этого нужно зайти поглубже в Лес, потому что нельзя срезать больше двух корневищ у одного дерева…

Солнце уже садилось, когда Торак вернулся к Морю. Его вещи лежали на прежнем месте, на скале.

Почти на прежнем месте.

Кто бы ни рылся в его пожитках, сколь бы ни старался он не сдвигать вещи с места, Торак мгновенно заметил, что вещи сдвинуты, а кустик желтых цветов возле ранца слегка примят — сперва ранец стоял как раз на этом кустике. Кабаньи клыки тоже лежали не там, где он их оставил: на камне еще видны были влажные отметины в том месте, где они лежали прежде.

Торак бесшумно скользнул обратно в Лес, пригибаясь к самой земле.

«Жаль, что подлесок здесь совсем низкий», — думал он.

Вскоре шагах в тридцати от него на песчаном пляже послышались голоса. Из-за скал вылезли двое мальчишек и медленно пошли по берегу, высматривая следы.

Оба они были крупнее Торака и, скорее всего, примерно на год его старше. Лица их потемнели от загара, длинные, до желтизны выгоревшие волосы заплетены в косы и украшены раковинами. Поперек лба волосы их были перехвачены узкими полосками серой кожи, прикрывавшими глаза от солнца, отчего лица мальчишек удивительно походили на равнодушные деревянные маски.

Но Тораку вовсе не требовалось заглядывать им в глаза, чтобы понять: они задумали недоброе. Об этом свидетельствовало и их оружие: увесистые гарпуны с зазубренными костяными наконечниками и ножи из синего кремня. У того, что был поменьше ростом, имелась еще праща, заткнутая за пояс.

Они были босые, в штанах до колен, сшитых из какой-то мягкой серой шкуры, и в безрукавках, благодаря которым Торак разглядел волнистую татуировку, покрывавшую их руки. На безрукавках красовались клочки шкуры их тотемного животного: блестящей, серой, с маленькими темными пятнышками. Интересно, кто покровитель их племени? Кит? Тюлень? Торак не знал.

Но самое странное в их облике было то, что все это — и татуировку на руках, и знак покровителя племени на безрукавках — Торак мог видеть сквозь другие куртки, надетые поверх всего остального и закрывавшие их руки до запястий! Эти верхние куртки были сшиты из какой-то очень легкой и почти совершенно прозрачной желтоватой шкуры.

«Интересно, что же это за зверь такой, у которого шкура прозрачная?» — думал Торак.

— Он не мог уйти далеко, — услышал он голос того мальчишки, что был поменьше ростом.

В вечерней тишине любой звук всегда слышен особенно отчетливо.

— Он, наверное, снова среди деревьев спрятался, — сказал второй. — Как эти — как их там зовут — лошади, что ли?

Его спутник фыркнул:

— По-моему, Детлан, лошади прятаться в лесу не умеют.

— Откуда ты знаешь, Асриф? — спросил Детлан. — Ты же никогда ни одной лошади не видел.

— Зато я о них слышал, — сказал Асриф. — Ладно, пошли. Он не вернется.

— Да уж, пусть лучше не возвращается, — сказал Детлан. — Выдумал тоже! Море своим вонючим лесным барахлом пачкать!

Торак, затаив дыхание, смотрел, как мальчишки направляются к скалам.

Из-под низко нависшего над водой утеса они извлекли два длинных легких челнока, обтянутых шкурами. Таких лодок Торак еще никогда не видел: совершенно плоские, они на корме и на носу были туго обтянуты какими-то серыми шкурами. И весили наверняка совсем мало, потому что каждый из мальчишек без труда водрузил лодку на голову и понес к воде.

Торак видел, как на мелководье они опустили лодки на воду и запрыгнули в них. Затем друг за другом, ловко орудуя узким двухлопастным веслом, почти бесшумно скользнули за скалы и исчезли.

Но было ясно, что расслабляться рано. Торак прямо-таки чуял, что тут какая-то ловушка. Нет уж, лучше он подождет их здесь, в Лесу. Будучи охотником, ждать он умел отлично.

Ветер совсем стих, и вода стала гладкой, как полированная слюда. Тишину нарушали лишь легкие шлепки и причмокиванье маленьких волн, набегавших на берег, да плеск утки, щипавшей водоросли на мелководье.

Солнце село. Улетела, расправив крылья, утка. Спускались сумерки. Но сейчас, в середине Самого Светлого Месяца, ночи совсем короткие и больше похожи на затянувшийся вечер…

Торак выжидал.

Уже близился рассвет, когда он решил, что теперь-то уж вполне безопасно и можно выходить. Руки и ноги у него страшно затекли от слишком долгого лежания в неудобной позе, и он, неловко ступая, стал подниматься на скалы.

Ранец был мокрым от росы, но все его содержимое оказалось на месте.

Тораку страшно хотелось есть, и он решил сразу проверить свои рыболовные снасти. Наклонившись, чтобы вытащить леску, он отбросил в сторону целую груду водорослей, которые успел набросать ветер.